И все равно – всего двести с небольшим болотников. Ни одного игстрела на всю толпу. Есть пара десятков луков, но ими давно никто не пользуется. Глупо как-то драться таким оружием против быстрых бронированных плуксов прыгающих по мосткам в сумраке туманных коридоров… Других врагов считай и нет, а если изредка и сунутся безутешные друзья похищенных гоблинов – дубинами и ножами болотники владеют неплохо. Свинари так и вовсе смертельно опасны со своими огромными ножами. Страшны даже не ножами, а своим знанием анатомии – любитель свинок Гюнти рассказал, а второй пленник подтвердил, что они не раз видели, как матерые свинари одним скользящим мастерским ударом заставляют вывалиться из взрезанной брюшной полости разом всю чешую, как быстро отсекают руки и ноги притащенным поросятам, как безошибочно парализуют приговоренных свиней чиркая ножом по хребту. Любимое развлечение и состязание свинарей – метание ножей и самодельных топоров. И они не промахиваются.
Немало рассказали пленники. Дорогу это не сократило и не сделало легче, но теперь мы хотя бы знали куда идти.
С покачивающейся башни донеслось тихое предупреждение что-то услышавшего Баска. Следом едва слышно забормотала Йорка – приближалось что-то округлое, средних размеров, похожее на чашу. Переглянувшись, мы с Рэком встали и, прижавшись к опорам башни, впились глазами в густое влажное марево, что беспрестанно конденсировалось на любой поверхности – все вокруг буквально сочилось, истекало крупным каплями, исторгая из себя мерзость Зловонки.
Ну да. Чаша. Металлическая. А если точнее – это превращенная в корабль сторожевая полусфера системы. По размерам чуть больше той, что мы починили в Стылой Клоаке. Из чаши доносилось пьяное хихиканье, она тряслась, опасно покачивалась на водной глади. Изредка оттуда же доносился испуганный писк, порой перерастающий в долгий протяжный вопль боли. Хихикали мужики. Пищала и вопила женщина. Чаша направлялась прямиком к башне. Вот она качнулась сильнее, над ней показалась всколоченная голова с мордой в противогазе с двумя подсвеченными изнутри зеленым светом линзами. Какой безумец зажжет у себя на морде мишень? Не думал, что найдутся такие. Но нашлись же… Качаясь, вцепившись в край чаши, болотник оглядел стоящие на верху башни тонущие в тумане фигуры в безликих дождевиках, после чего невнятно проорал:
– Досмотр прибыл, мать вашу! Пароль пчему не спрашиваете, суки? Мясом с-стать хотите?!
Йорка глянула на Баска, тот, ничего не видя и явно не знаю пароля, задумчиво почесал в затылке. Ну вылитая парочка идиотов-дозорных. Чаша тем временем подплыла ближе, с гулом ударила о решетку мостиков и замерла – течение тащило ее дальше, плотно прижимая к мосткам. За чашей тянулся уже знакомый трос уходящий куда-то вглубь Зловонки.
– Чего не отвечаете старшему офицерскому составу?! – сердито рявкнул я, выходя из-за опоры башни и делая широкий шаг к полусфере-лодке – Пароль живо назвали!
– Да! – мотнул головой пьяный болотник в противогазе – Пчему не отвечаете? Старшему составу… а ты кто?
Опустив руку, я упер игстрел в лоб поздновато задумавшемуся «офицеру» и предупредил:
– Только дернусь, ушлепок болотный.
– Х-х-х-х-х-х… – издал болотник. Я так и не узнал, что именно он хотел этим сказать – подскочивший Рэк выдернул его из полусферы и швырнул на решетку, принявшись деловито заламывать руки за спину и связывать, не забыв содрать с него противогаз.
– Наблюдайте дальше – велел я башне, а сам заглянул в полусферу.
Два нагих тела. Голый болотник в противогазе на башке и респиратором на чреслах. Полностью голая перемазанная девчонка с разбитым носом, перепуганными глазами, скорчившаяся на дне полусферы в жалкой попытке прикрыть свои испещренные синяками прелести. К ней подступает безумие – очень уж дико сверкают глаза из-под длинной спутанной челки. Защипали, замордовали. Уже скоро она бы сама мечтала о лоботомии. Или о смерти.
Стоило мне качнуться и девчонка пронзительно завизжала, забилась.
– Йорка! Тут бы…
– Да поняла я – нарочито громко ответила напарница и принялась спускаться.
Оказавшись рядом, подошла к краю мостка, откинула капюшон, бесстрашно стянула полумаску, подняла очки и мягко окликнула:
– Эй, подруга!
Та молчала, таращась на гоблиншу как сомнамбула.
– Спрыгну? – глянула на меня Йорка.
– Прошу – церемонно поклонился я – Сойдите в ладью.
– Пошел ты.
И она прыгнула. Приземлилась ботинками аккурат на яйца в респираторе. Ведь наверняка специально целилась. Я даже представить не могу насколько это больно, когда с полутораметровой высоты тебе на пах приземляется пятьдесят-шестьдесят кило массы в тяжелых ботинках. Пьяный даже не застонал. Его просто согнуло пополам, после чего он снова опал и затих в полной отключке. Наклонившаяся Йорка содрала с него противогаз и плюнула в перекошенную харю, после чего с полной хладнокровностью утопила в его глазнице поднятый с тряпок длинный нож с темным лезвием. И резко вбила его дальше в мозг ударом подошвы. Стоя на бьющемся в агонии теле насильника, она протянула руку забитой девчонке и сказала:
– Пошли, милая. Не бойся. Мы отведем тебя в город.
Жертва глянула на труп, приподнявшись, посмотрела на воющего болотника с заломанными руками и робко протянула ладонь Йорке. Вскоре они уже выбирались наружу, а я… постояв над трупом в полусфере, вернулся к Рэку, присел рядом с еще живым и вроде как даже немного протрезвевшим болотником и спросил:
– Меня понимаешь?
– Сука! Сдохни! Тварь! Мразь! Мясо! Мясо! – брыкаясь, завизжал тот.
Бум. Удар дубины по затылку вбил его лицом в решетку, Рэк тут же наступил на ушибленный затылок и прижал харю к металлу, сплющивая нос, раздирая губы.
– У-у-у-у-у-у… сука! Мясо! Сучье сало! Сучье сало! – брызгая кровавой слюной, продолжая визжать поразительно храбрый болотник.
– Рэк, перетяни ему руки и ноги. Руки выше локтей, ноги чуть выше ступней.
– Ща.
– Ты руки или ноги резать будешь?
– Могу и там и там.
– Ну нет – усмехнулся я, доставая нож – Не все же удовольствие тебе. Режь ноги.
Захрипевший болотник с ужасом глянул на приближающееся к нему лезвие ножа. Он чувствовал, как пыхтящий от натуги орк с силой перетягивает ему руки выше локтей. Сейчас в его голове только одно – да они блефуют, блефуют. Это не может быть правдой.
Я не остановил ножа. Воткнув в локоть, принялся резать плоть, не обращая внимания на вой боли. Вскоре нож скрежетнул по локтевому суставу, вой перешел в заливистый безумный визг, болотника трясло как от удара электротока. Ему еще повезло – алкоголь снижает боль, а в его крови немало самогона. И мне это на руку – не подохнет от болевого шока.
– Полностью резать не надо – предупредил я орка – Кости оставь. Но каждую жилку – перережь.
– Замысловато – ухмыльнулся тот, берясь за нож – Замысловато…
– Стойте! А-А-А-А-А-А! Я расскажу все-е-е-е-е!
– А мне не надо – пожал я плечами, переходя ко второй руке – Мне от тебя ничего считай и не надо.
– А-А-А-А-А-А-А…
Увидев, что он вот-вот потеряет сознание, я жестом остановил орка, наклонился и, медленно срезая грязное ухо, одновременно говорил в отваливающуюся ушную раковину:
– Я ненавижу людоедов. Ненавижу насильников.
– А-А-А-А-А-А-А!
– Ты еще жив только по одной причине – мне надо чтобы ты передал своим гребаным братьям и вонючим сукам сестрам одно простое послание от гоблина Оди – все ваши беды из-за Понта Сердцееда. Хотите, чтобы беды прекратились? Убейте Понта! А еще Пиглара Мрачного и Мрашу Клыкастую.
Имена ближайших соратников и командующих я узнал от пленников. Тут только лидеры их бойцов и я не назвал ни одного имени тех болотников, кто отвечал за свиноферму.
– Если эти трое будут мертвы и оставлены у входа в Зловонку – мы отступимся от вас. Все будет как всегда. Я бы вас всех порешил… но те кто стоит за мной и отдает приказы не хотят лишних проблем. Разберитесь с Понтом, Пигларом и Мрашей – и беды кончатся. Ты запомнил?