– Выпить самогона. Запить компотом. Найти смачную бабенку. Не говорить с ней о ублюдке. Просто трахаться.

– Приказ понят верно. Выполняй.

Бойцы утопали. Я же, чуть поерзав, подложил под низ спины рюкзак, набросил на ноги край одеяла, подтащив поближе игстрелы с остатками заряда, хотел уже вернуться к чтению листка с планом старого сурвера, но накатившая сонливость помешала. Налившиеся тяжестью веки захлопнулись, кулак сжался, сминая и пряча листок, подбородок опустился на грудь.

Дерьмо…

Неужели настолько меня измотал сегодняшний день?

Не иначе система переборщила с седативными…

Ладно. Позволю себе чуток отдыха. Я посплю совсем немного. Совсем чуть-чуть. Где-то с полчаса. И снова примусь разбирать каракули Джона Доуса…

Согнувшись над закипающим чайником, старый Грим, размельчая в ладонях сухие водоросли, спросил:

– Что ты знаешь о чистоте чувств, пацан?

– А?

– Ты слышал?

– Ты ведь не про любовь?

– И она в списке. Я про все чувства. Но сразу, а про отдельности. Чистая любовь. Чистая ненависть. Чистейшая незамутненная злоба. Вот правильное слово – незамутненность. Что ты знаешь о ней?

– Я не въезжаю.

– Это сложный вопрос – кивнул старик – Но важный вопрос. Как ты относишься к государственным дронам-наблюдателям, что часто навещают нашу обитель? Любишь их? Ненавидишь?

– Ненавижу! Они лезут везде! Везде!

– То есть государство ты не любишь?

– Ненавижу!

– Но раз в месяц грузовые дроны того же государства сбрасывают нам контейнеры с лекарствами и кое-какой одеждой. И ты ведь радуешься этому дню?

– Ну…

– Радуешься?

– Ну радуюсь…

– Тогда, где твоя ненависть, пацан? Куда она делась? Была придавлена дешевыми сладостями, что напичканы средствами стерилизации? Ненависть исчезла?

– Нет, но…

– Но?

– Я не знаю! Сложно!

– Не сложно! А мутно! Вот в чем твоя беда – мутность чувств. Если ненавидишь – ненавидь! Живи этой ненавистью! Дыши этой яростью! Не позволяй подачкам замутнить твою ненависть! Это касается всего! Если любишь – люби! Принимай как есть со всеми недостатками. Понял?

– Нет…

– Поймешь. Главное, что ты должен сейчас намертво уяснить своей маленькой головенкой, так это самое важное слово – незамутненность. Повтори.

– Незамутненность.

– Повтори.

– Незамутненность.

– А там, где есть незамутненность, там всегда царит кристальная ясность. Цели отчетливо видны. Легко навести прицел. Понял меня?

– Понял.

– Что ты понял?

– Целиться легко.

– Дурак ты, пацан – вздохнул старый Грим, берясь за ложку и перемешивая варево – Тащи тарелку. Сегодня фирменный суп из креветок, мокриц и водорослей мне удался…

Конец шестой книги.

Дем Михайлов

Низший-7

Пролог

– Папа, папа, а куда ты меня ведешь?

– Папа? Нет, мальчик, я тебе больше не папа. Я зомби. А ты мой рацион.

– Рацион? Папа, а рацион это хорошо? Или плохо?

– Конечно хорошо, мальчик. Ведь у рациона есть четкая и определенная судьба. Ты точно достигнешь своей жизненной цели, а это всегда хорошо.

– Я очень рад! А когда? Когда я достигну этой цели?

– Видишь впереди руины?

– Да!

– Все случится там…

– Тогда давай ускорим шаг, папа!

– Что ты видишь, пацан?

– Труп. Его жрут крабы.

– А там у него в животе? Торчит в дыре над пупком.

– Клешня вроде бы. Краб застрял в рваном пузе и его придавило. Смешно. Быть раздавленным едой… нам вот вечно жратвы не хватает…

– Так получается труп сожрал живого?

– А разве бывает так, чтобы мертвые ели живых?

– Как видишь.

– Но ведь это как-то неправильно…

– Расскажи это сытому трупу, пацан. Видишь, как он тебе улыбается…

– Это у него губы отъели… и язык…

– И все же он сыт и улыбается. Так кто победил? Мертвый или живой? Что думаешь?

– Думаю, что у него в кармане что-то блестит и надо это достать.

– Вот поэтому ты далеко пойдешь, пацан. Видишь главное и не ведешься на тупые улыбки сытых голодным. Хорошо. Я подтягиваю багром и держу, а ты проверяешь карманы.

– И на этот раз делим пополам, а не по справедливости и старшинству.

– Ты точно далеко пойдешь. Договорились. Шестьдесят на сорок и один бесплатный мудрый совет.

– Хорошо… Какой совет?

– Никогда не ведись на бесплатные советы, пацан. Это всегда обходится очень недешево! Держу. Давай быстрее, пока этот мясной кисель не размочалило о камни…

Я сшиб его с ног во время пробежки по Седьмому Небесному Парку.

Нетрудно выбрать удобный момент, если ты знаешь не слишком сложный и железно поддерживаемый распорядок дня жертвы.

Мистер Эд Ирвинг, он же Эдвард Томас Ирвинг, умный и хитрый журналист на вольных хлебах, прячущийся за анонимной верифицированной цифровой подписью, что стояла под каждой его статьей размещенной на самом посещаемом в мире новостном портале «Путь к бездне». Портал отличался тем, что печатал только проверенную информацию, а если ошибался – тут же печатал опровержения, приносил извинения и вообще всячески старался быть солиднейшим сетевым изданием, что ежемесячно приносило многомиллионный доход своему создателю Питеру Фальку, разменявшему одиннадцатый десяток и не собирающемуся пока сбавлять обороты жизни. Мистер Фальк всегда прикрывал своих журналистов, свято оберегая их анонимность и не забывая щедро платить. Поэтому всего двадцатисемилетний, но уже широко известный журналист Эд Ирвинг процветал, скрывая настоящее имя подписью некоей Кислотной Акулы 17 и аватаром с акульей башкой в очках с красными линзами, скалящейся зелеными зубами.

– Господи! – сказала Кислотная Акула 17, завершив свои кувырканья по мягонькому травянистому откосу и распластавшись на изумрудной лужайке – Вы в порядке?

Спросила мышка кота…

Придурок думает, что мы столкнулись случайно. Надо же какой вежливый… помянул не сучью мать, а Господа, не назвал гребаным ушлепком, а поинтересовался в порядке ли я. Вот что значит правильное воспитание в детстве! Прямо право неудобно делать то, что я собираюсь сделать…

Удар моей ноги превратил его выдающийся костистый нос в нечто с куда меньшими объемами, заодно разодрав левую щеку, разбив бровь, выбив пару идеальных зубов и пустив кровавый сироп из губ и ноздрей.

– Укх!

Скрючившись, парень прикрыл лицо локтями и затрясся в кратком болевом послевкусии. Удар ногой в лицо схож с ромовым коктейлем лысого бармена Пабло из одного из моих любимых заведений. Сделал глоток – и чувствуешь, как с потрескиванием шары вылазят из глазниц, а яйца сами собой пытаются отползти от места будущего взрыва. Бум… и вместе со слезами приходит горячая благодарность к этому гребаному миру… еще через минутку ты уже готов к следующему глотку. Это затягивает…

Вот и Акуле вроде как понравилось – медленно убрал красные от крови и липкие от соплей ладони, глянул на меня щелками глаз в ожидании ослепляющего сладкого продолжения.

Удар…

– М-м-м-м-м! М-М-М-М-М!

Присев, я достал из куртки крохотный инъектор и, выждав еще десяток секунд, вколол обезболивающее и успокоительное. Надо поторопиться – место тут на отшибе, но помешанных на здоровом образе жизни бегунов хватает.

Семь Лепестков Здоровья.

Так назывались в целом семь расположенных на вершинах жилых башен парков, соединенных подвесными аллеями. Парки густо усаженные живой и лишь кажущейся таковой растительностью, что старательно чистила воздух и производила кислород. Доступ в парки, само собой, платный. Но Акула мог себе это позволить. Как и шикарные апартаменты над линией облаков, что автоматически даровала дорогущую возможность каждый день любоваться настоящим солнцем, что так редко пробивалось вниз – к подыхающей земле. А еще на залитом солнечным светом подоконнике вполне можно было прорастить косточку сраного авокадо и ходить надутым от гордости…