Ответ пришел незамедлительно:

– Улыбка Вэттэ греет сердца.

– Вы дебилы – прокомментировал я – Трахнутые конченые дебилы.

– Парням не хватает романтики…

– Дебилы – повторил я – Потенциально уже дохлые. Если тут романтика главный двигатель, а не личная выгода причастных – ваш заговор обречен на провал. Это вход?

– Быстрее – прошипел закутанный в плащ паук, отодвигая ничем не примечательный с виду круглый люк – Маски не забудьте. Живо! Живо!

Один за другим протиснувшись в люк, оказались на решетчатой тропе, идущей над пузырящейся жижей. Вспыхнувшие в наших руках фонари разогнали темноту. Первое что они высветили – быстро закрывающийся стальной люк.

– Особый стук! – напомнил мне стоящий по ту сторону парень и люк закрылся, отрезав нас от паучьих небес, Дренажтауна и вообще всего известного нам мира, оставив нас в густых кислотных испарениях.

– Вперед! – глухо велел я, зашагав по медленно поднимающейся тропе.

Таймер включился.

У нас сто часов – не прямо с этого момента, а с той секунды как добрая нимфа Копула обратится к системе незадолго до конца текущих суток и скажет ей, что группа одиннадцатого направлена ею на особую важную миссию. Система прислушается к Копуле. Так же как прислушивается к вождю Мимиру, когда тот отправляет своих пауков в долгие походы в Кислотку.

Но кредит доверия не безграничен. У нас в запасе чуть больше четырех суток. Сто часов с заявления Копулы.

За это время мы должны прийти в себя, после чего провести разведку, отыскать пропавшее звено Трахаря Семилапого и его игстрел, он же символ потенциальной паучьей власти.

Отлежаться быть чуть дольше в Дренажтауне – но очень скоро пауки начнут искать нас по-настоящему. Так что отлеживаться будем здесь, благо, по словам Вэттэ, тут есть места, подходящие для отдыха и в данный момент в Кислотке нет отрядов сборщиков – из-за недавней аварии на ликвидацию были брошены все силы.

– Держаться строго за мной – велел я, прокручивая в памяти описания Вэттэ, что бывала здесь регулярно – Стен не трогаем, дышим глубоко и нечасто. Бережем фильтры. Жестов избегаем. Руки по швам. Шагаем оловянными солдатиками – пока не продеремся сквозь кислотное облако. Услышали и поняли, гоблины?

– Да, командир.

– Да.

– Поняли – с тяжелым вздохом подтвердил Рэк, шагающий последним.

Глава седьмая

Тяжело ли было продвигаться по Кислотке?

Отнюдь.

Какие могут быть сложности, если весь восходящий каскад снабжен прочными стальными мостиками и лестницами, заботливо снабженными перилами? Равно как и широкими навесами в тех местах, где из патрубков в потолке вырываются струи кислоты.

Паучье племя давно уже в Кислотке. И как каждый разумный копошливый вид они давно уже обжились здесь, обезопасили свои тропы, наладили минимальный быт. Даже больше, чем минимальный – поднявшись до четырнадцатого каскада, той самой «грибной» трубы, мы буквально уперлись в стену стального сарая. Иначе эту стоящую на высоких лапах сваренную из обрезков металла, косоватую, но прочную монолитную постройку и не назвать. Скошенная крыша, не слишком высокие стены, но внутри достаточно пространства, чтобы разместить шестерых-семерых пауков в полном боевом облачении и еще останется места для пластиковых ящиков, проволочных корзин, тросов, веревок, тяпок, черпаков и прочей странной дребедени, развешанной по стенам.

Воздух в сарае почти не вонюч, в специально оставленную в торце щель врывается поток теплого воздуха исходящего с другого конца четырнадцатого каскада. Стоящий на ножках сарай задницей обращен к спуску на тринадцатый. В задней стене пара щелевидных окошек, а под ними широкие лавки. Можно наблюдать за происходящим внизу не вставая с лавки. Удобно. Тут же, в задней стене, наглухо закрытая дверь. В окно видно, что из верхней части косяка выходит трос с подвешенной к нему проволочной корзиной. Умно. Вот и средство быстрого спуска грузов – особенно тяжелых и негабаритных вроде крупных дохлых плуксов. Прицепил к тросу, прикрыл пластиком, толкнул вниз. Плукс со свистом промчится до самого низа, где его подхватят, снимут и уложат у выхода дожидаться хозяина. Катался ли кто из живых на этом атраккционе? И если да – то с каким результатом? В паре мест трос проходит там, где часто фыркают кислотные сопла…

Мы в сарай попали через вторую дверь – широкую, удобную, распложенную в боковой стене. И едва вошли, как бойцы буквально попадали по лавкам и затихли. Пришлось выдать каждому по пинку и напомнить, что для начала было бы неплохо пожрать, принять лекарства, напиться воды и только затем добрый командир разрешит гоблинам ненадолго потерять сознание. С хрипами и стонами они вняли моему нежному обращению и сумели впихнуть в себя хоть что-то. После чего прикрыли головы бейсболками с прожженными козырьками и затихли дохляками. Я остался на посту. Кто-то же должен.

Прихватив бутылку с компотом и огромный бутерброд состоящий из куска рыбы с жареным яйцом сверху – Копула плюс Вэттэ, смешение двух стилей – прошелся сначала по сараю, внимательно изучая имеющееся и вспоминая пояснения любвеобильной паучихи мечтающей вцепиться в древо власти.

Большой сварной контейнер с питьевой водой в углу. В наличии. Стоило открыть кран – и в подставленную ладонь ударила струя прохладной чистой воды.

Шкафчик над контейнером. В нем запас обычных пищевых кубиков, таблеток «шизы» и энергетиков. Есть.

В соседнем отделении десяток пакетов с самыми дешевыми влажными салфетками. Есть.

Самое главное – что-то вроде большой багажной полки рядом с контейнером. Эта полка для багажа. На ней оставляют лишние вещи пауки уходящие выше. Так и так ведь возвращаться сюда для полноценного отдыха – смысл таскать с собой? Вещи на полке трогать не смеет никто кроме хозяев. Залезет кто даже «просто глянуть» – убьют крысу и бросят отмокать под кислотный дождь. Сейчас полка пуста. Вэттэ не забыла упомянуть о том, что после исчезновения звена Трахаря на полке не появлялись рюкзаки. Но это как раз не странно – если Мимир отправлял пауков «втемную» – они бы не оставили после себя следов. О их появлении в Кислотке могут знать только причастные. Верные Мимиру слуги. Что не выдадут хозяина – во всяком случае пока Мимир у власти.

Глянув на руку, не удивился, обнаружив, что катаю между пальцами обломок серой таблетки, причем давлю с такой силой, будто подсознательно стараюсь вдавить наркоту в кровь прямо сквозь кожу.

Я сорвался?

Я сука сорвался?

Да сука – ты сорвался.

Или нет?

Разжав пальцы, уронил мемвас на грязный пол. Надавив подошвой, с хрустом растер по стали, зло вцепился зубами в рыбную вкусноту. Вот мой наркотик – рыба, яйца, мясо! Разжевав, проглотил и снова ничуть не удивился, когда ноги сами вернули меня к контейнерам с остатками жратвы, а руки сами схватили пару больших кусков мяса.

Жратва.

С тех пор как мы начали получать особые уколы системы – мысли о еде и питье не покидают моей головы никогда. Просыпаясь – а просыпаюсь я уже голодным – я сначала думаю о жратве и только затем о проблемах. Еда, еда, еда, еда – мысли о ней постоянно крутятся в моем подсознании, и я еще ни разу не забыл пополнить запасы пищевых кубиков и таблеток изотоника.

Странно ли это?

Нет. Мне это кажется абсолютно нормальным. Это орут мои инстинкты. Это вопит мое тело – что стремительно меняется от наших нещадных упражнений, постоянных ранений, инъекций и прочих сложностей жизни.

Сжевав мясо, я вышел из сарая, не забыв прикрыть дверь. С игстрелом наготове прошелся по длинному каскаду, превращенному в настоящий ботанический сад. В темный и плохо пахнущий ботанический сад.

Под ногами широченная лужа полная водорослей. На стенах наварены стальные полки, а на них кучи дерьма с растущими на нем грибами. Но будь я первопроходцем – ни за что не назвал бы эту хрень грибами. На стенах висела гроздья склизких венозных опухолей. Внутри «грибов» непрестанно происходили какие-то гнилостные процессы, за полупрозрачной оболочкой что-то пузырилось, что-то словно скреблось, стремясь выбраться наружу и впиться мокрыми от слизи когтями в перепуганную харю гоблина…