– Ты все время меня сравниваешь с ней, да? С этой сраной Йоркой. Я настолько хуже нее?

– О чем ты?

– Она бросила тебя. Предала. А я иду за тобой в самое пекло, командир. Я лучше сраной гоблинши Йорки! Во всем!

– Прекратить бред, боец. И стреляй во все, что движется.

– Легко!

Вскинув дробовик, я дважды нажал на курок и тут же переломил оружие, выбрасывая гильзы. Лежащие на лестнице подранки сумевшие стащить с себя шлемы и вяло моргающие запорошенными глазами разом превратились в двух безголовых дебилов. Ментальное состояние обрело физическое воплощение.

Дерьмо… опять наркота подает о себе голос. Когда я последний раз закидывался таблеткой? Я не помню такого. Но почему-то под языком знакомо и сладко горчит.

Выстрел. И вместо малого красного плукса разбрызганное зеленое пятно на ступени. Выстрел. И нога с сорванной взрывом защитой отлетает в сторону, кривит рот в безумном крике деваха с вытатуированными усами и бородой. Джоранн сует ствол под прозрачное забрало ее шлема и жмет на курок. Шлем заполняется ало-желтым бульоном, дергающееся тело выпускает оружие и сползает по ступенькам. Выстрел. Рот старого крикуна становится кровавой багровой дырой – и в конце сраного тоннеля я вижу свет! Он все же есть! А в свете том я вижу морду отшатывающегося мужика. Я стреляю прямо сквозь дыру в теле и лицо мужика взрывается – равно как и дыра, что позволяет замолкшей башке благополучно улететь. Выстрел… выстрел… выстрел…

Кончики пальцев горят огнем. О эта боль от раскаленных гильз. Она тоже сладка. И тоже знакома. Я на бегу облизываю кончики пальцев и снова ощущаю горечь мемваса. Выстрел. Выстрел. Сорвать нож с перевязи и коротким тычком вбить в голову однорукого дебила пытающегося зубами всунуть патроны в переломленный дробовик. Обратным движением к себе выхватить из мертвой пасти патроны и загнать в свой дробовик. Щелчок. Поймать в прицел мутное пятно пытающегося вскинуть оружие ублюдка в рваной броне. Выстрел. Дробовик за спину, в памяти зацепка – один патрон еще есть – выхватить из чужих вялых рук оружие, захватить из разгрузки пару магазинов. Палец сам находит переключатель, и залитая кровавым месивом лестница освещается злым огнем короткой жалящей очереди.

– Бегите, гномы! – ору я во всю глотку – Бегите, твари! Гоблины идут! Гоблины идут!

Но гномы не бегут. Они не могут. Они уже мертвы, хотя еще не понимают этого. Они, стоя, лежа, сидя, вяло стаскивают с голов шлемы, у них течет кровь из ушей, глаз, рта. Он кривят рты, но не слышно ни звука. Те, кто пережил взрывную контузию чуть лучше, пытаются оказать столь же вялое сопротивление, но… это жалкая попытка. Стреляя, нанося удары ножами, тесаками, страшенными лезвиями Хвана, пиная, а порой и бодая, мы поднимаемся по лестницам, уничтожая на пути все живое. Отщелкнув и отбросив магазин, я забил в автомат новый и, забросив оружие за спину, где уже болтался игстрел и трофейная винтовка с зажигательными патронами, взялся снова за дробовик. Он тут лучше – впереди расхристанная хрипящая мясная стена, что сама не понимает, чего хочет. В их тупых головах только кровь и звон… кровь и звон… снявшие шлемы, стоящие на коленях, изуродованные и умирающие, они не думают, они просто дышат. Но это ненадолго. Наши выстрелы проходятся по вершине стены, перебивая картечью гномьи шеи, раскрывая головы бутонами кошмарных влажных цветов, расцвечивая и без того красные стены всеми цветами внутриутробной палитры. Льется на пол дерьмо и кровь. Скулит отчаянно кто-то в углу, надрывно зовя маму и бригадиру Тошу. Он не хочет больше воевать, он хочет мыть полы – он любит мыть полы. Выстрелом я ломаю его надежды и оставляю захлебываться кровью.

Мы наверху.

Мы на четвертом этаже.

Мы на краю густой мясной каши с вкраплением стали и чешуи, что прямо на наших глазах медленно утекает в дыру во внешней стене, густыми потеками-телами летя вниз и уродуя остатки газонов. Тела мертвые и живые, сползают в пропасть и беззвучно исчезают. Вместе с ними летят куски бетона с торчащей арматурой и битые кирпичи. Падающие в дыру гномы мертвы. На их телах визгом заливаются аптечки, но к этому визгу мы давно привыкли еще там – по пути наверх. Этот аптечный истошный визг преследует нас уже давно и теперь воспринимается как нечто привычное.

Удерживая бойцов за углом, я прижался к стене, встал у широкой трещины, что пересекла пол и дальше побежала вверх по стене. В трещину стекает густая припыленная кровь, пятная носки моих ботинок. Ствол вернувшейся в руки винтовки смотрит в глубину четвертого этажа, а мои глаза пытаются пробить многослойное пыльное облако, что повисло над место взрыва и не собирается оседать. Но кое-что мне увидеть все же удается. Там что-то оседает. Оседает прямо сейчас. Повода для паники нет – это что-то явно локальное. И-и-и…

Пол четвертого этажа частично проваливается, с грохотом припечатывая третий, прессуя трупы и выжимая из них питательный сок. Зомби будут в восторге – воткни трубочку в лужу и наслаждайся коктейлем. А может и ванну принять – чтобы зомбо-кожа была нежной и шелковистой.

С протяжным стоном ломается еще часть пола, накреняется как льдина, медлит перед падением. Две трети мясного завала подлетает к потолку, шлепается на шатающуюся плиту и по ней соскальзывает вниз. С гулким хлопком следом падает сама плита, до ушей доносится чавканье. Свежевыжатого сока прибавилось! Один за другим, как упавшие домино, трупы и умирающие падают вниз, увлекая за собой обломки. Через минуту мы оказались на краю громадного красно-бело-бурого влажного пятна с «островами» рваного мяса и редких трупов. Большая часть погибшего отряда ухнула на третий. А встревоженное случившимся локальным катаклизмом облако пыли стало чуть гуще, но при этом начало лениво выплывать в пролом в стене и через окна. Там, где-то за буками, снова взвыла истошно сирена и тут же поперхнулась, а затем и заткнулась. Тихо-то как…

И что по ту сторону пропасти?

Первое что я увидел – изодранную жопу плукса, что продолжал жить и нести на себе сбрую. Но рыцарей стрелков на нем уже не было.

Затем я услышал голос – мужской, хрипящий, злобный, требовательный:

– Зомбаки! Вы действуете разумно! Вы не твари – это видно! Значит можно договориться! Так давайте говорить! Нам Прикормам не нужно ваше сраное логово, не нужны ваши сокровища, не нужны ваши жизни. Нам нужен только долбанный Оди! Отдайте нам Оди – только его! – и мы уйдем! Просто уйдем и наши пути разойдутся навсегда!

– Он сказал «ваши сокровища»? – изумленно пробормотал я – Охренеть словечко…

– Отдайте нам Оди! – не унимался крикун. Через секунду его голос стал громче и отчетливей – будто он повернулся в нашу сторону.

Но коридор пуст, если не считать трупы и застывших на том краю провала парочки явно пытающихся прийти в себя плуксов. Голос доносится из какой-то палаты по левую сторону. Ближайшей к нам или чуть дальше. Получается взрыв ахнул чуть запоздало, швырнув авангард вперед, перемолов центр и отбросив арьегард назад и вниз. Подохла ли та сука в жопе плукса?

– Зевера! – раздраженно взревел голос мужика, которого я обозначил как Тупой Лидер – Вылези уж из брюха! Говори! Помогай! Давай! Хватит сидеть в живой броне! Выбирай и помогай расхлебывать это дерьмо – мы сидим в одной тонущей лодке!

А в ответ ему тишина. Ни зомби, ни Зевера не дали внятного ответа. Зато кто-то другой, надрывно, испугано, в полный голос заявил со стальной уверенностью хотящего жить:

– Надо уходить, Тюфас! Надо уходить! Прямо сейчас!

– Нам нужен Оди! Заткнись!

– В жопу золотой статус, Тюфас! Мы тут все поляжем! Зверь Зеверы оглушен! Еле командует! Она сама может уже в коме – посмотри сам на ее зверя! Он от взрыва летел кувыркался, теряя куски! А с ней что?

– Заткнись!

– Погубить нас хочешь? – в голосе вопрошающего зазвучала звенящая кристальная эмоция – истеричная ненависть к тому, кто хочет его убить – Все поляжем ради чего? Просто так?

– Что ты скажешь золотому лидеру Турриону, идиот, когда вернешься с пустыми руками?!